Цена слова

Могли ли контрсанкции создать проблемы отечественной атомной отрасли?

Санкции и контрсанкции – эти два слова прочно вошли в обиход и в конце весны принесли с собой множество кривотолков относительно будущего атомной отрасли. Закон о контрсанкциях, который был принят обеими палатами российского парламента и подписан в итоге Президентом России, по мнению некоторых депутатов, может негативно сказаться на лидерстве России в мировой атомной промышленности. Где здесь мифы, а где, возможно, кроется правда, «Вестник Атомпрома» решил разобраться с помощью тех, кто принимал закон, тех, кто будет этот закон исполнять, а также экспертов, изучивших вопрос изнутри.

Начало рассуждениям на тему будущего отечественной атомной отрасли в средствах массовой информации положил материал в журнале Forbes. В статье, опубликованной в середине апреля, говорилось о том, что контрсанкции могут подорвать атомную энергетику России. Причём о возможных ударах этих самых контрсанкций по атомной энергетике США речи не велось: вскользь указывается о проблемах американской отрасли и банкротстве Westinghouse, но не больше.

Зато широким мазком проходит через всю печальную картину заявление о том, что «под угрозой контракты с более чем 30 энергетическими компаниями в 16 странах мира. США входят в число ключевых клиентов, их потеря станет губительной для всей российской атомной индустрии». Тему тут же подхватили ведущие российские информационные агентства. Одно из них сообщило: «Депутаты считают, что Россия может утратить лидерство в атомной отрасли из-за контрсанкций. В случае реализации указанного положения существует риск утраты лидирующей позиции РФ на мировом рынке атомной энергетики и участия в международных проектах». Кто эти депутаты и почему они так считают, правда, не сообщалось.

Сегодня наша страна, помимо того, что строит большое количество АЭС по всему миру, экспортирует топливо для реакторов, добывает уран и способствует продвижению на рынок международных разработок, участвует в таких крупных ядерных проектах, как ITER и FAIR. Могут ли контрсанкции ударить и по этим проектам? Могут, конечно. Горячие головы из числа пишущей братии в один голос возопили: «В случае остановки проекта ITER существует риск потери лидирующей роли Российской Федерации в области управляемого термоядерного синтеза!» А занимаем мы лидирующие роли в области термояда? «Наверное, да», – разводят руками те, кто только что кричал «караул!». А что будет, спрашиваем, в результате? А в результате будет ограничен доступ к передовым технологиям в области управляемого термоядерного синтеза и способам изучения энергий ядерного ядра, утверждают «специалисты». Голова кругом, честное слово. Помните, как в одном знаменитом кинофильме начиналась паника: «Шеф, все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!» Но наше издание не из тех, кто готов впадать в истерику по любому поводу. Конечно, предложение «помимо возможного запрета на импорт сельхозпродукции, алкоголя, табака и лекарств из США и других недружественных стран, законопроект предусматривает ограничение сотрудничества российских компаний с зарубежными, доля американского или иностранного участия в которых составляет более 25%, в атомной, авиастроительной и ракетно-двигательной отраслях» вызывает сомнения относительно будущего взаимодействия атомных держав. Ведь не секрет, что конкуренция в мировой атомной отрасли предполагает не столько вечную гонку, кто больше продаст, построит и запустит, но ещё и совместное развитие мировой атомной отрасли. А оно возможно только при тесном взаимодействии небольшого числа стран, развивающих атомную энергетику в других государствах. Получается, что атом не столько соревновательный элемент, сколь созидательный. И, следовательно, кто из небольшой группы заинтересованных государств атомного блока всерьёз был бы заинтересован в сколь-нибудь малом нарушении сложившегося равновесия? Поэтому Госдума проект закона пересмотрела. Опасные и разрушительные формулировки было решено исключить.

Денис Кравченко

По словам нашего собеседника, заместителя председателя комитета Госдумы по экономической политике, промышленности, инновационному развитию и предпринимательству Дениса Кравченко, законопроект претерпел существенные изменения по сравнению с первоначальным текстом. «Конкретные перечни товаров и отрасли из закона исчезли. В соответствии с документом Президент России может запрещать ввоз отдельных товаров из других стран и приостанавливать сотрудничество с другими государствами и работающими под их юрисдикцией компаниями. Обязанность по составлению списка таких товаров возложена на правительство. Кабмин также может предложить президенту ограничить вывоз продукции из страны со стороны иностранных компаний. Поэтому на данный момент говорить о рисках утраты лидирующей позиции России на мировом рынке атомной энергетики или предполагать, а что бы случилось, если бы Россия ввела те или иные конкретные санкции в отношении недружественных государств в области космонавтики, авиастроения и двигателестроения не имеет смысла», – заключил парламентарий.

По мнению Кравченко, «все три ветви власти в стране под руководством нашего президента в первую очередь заинтересованы в лидерстве России на мировых рынках. Об этом же Владимир Владимирович Путин говорил в своём послании, а также поставил конкретную задачу в новых майских указах. Поэтому, безусловно, мы не будем действовать в ущерб себе и своей экономике, мы крайне заинтересованы в глобальном мировом сотрудничестве с надёжными партнёрами, однако последовательно ответим на каждый недружественный шаг в отношении нашей страны».

Риск существует всегда

Валерий Васильев

Допустим, в законе о контрсанкциях, который, к слову, уже подписал Президент России, нет отныне никаких упоминаний об атомной отрасли. Однако какие-то последствия от самого закона могут опосредованно нанести хотя бы маломальский вред промышленности? Об этом мы спросили члена Общественной палаты России, члена Общественного совета Росатома Валерия Васильева.

Валерий Иванович, какое влияние может оказать подписанный закон на атомную промышленность, учитывая все исключённые о ней упоминания в самом документе?

Я внимательно изучил закон о контрсанкциях и не нашёл ничего, что могло бы прямо задевать интересы атомной отрасли. Безусловно, этот закон предоставляет широкие полномочия президенту, который может осуществить через правительство те или иные меры, но в законе и близко ничего нет конкретного касательно этой проблематики. В то же время, гипотетически, какие-то последствия опосредованные могут быть через вторых или третьих лиц, когда кто-то выполняет по заказу что-то какими-то фирмами, которые находятся в тех странах или опосредованно как «дочки», подчиняясь тем или иным структурам, оказавшимся в списке ограниченных в действии из-за рубежа. Атомная отрасль – достаточно самостоятельная структура. Видимо, та закрытость производства и технологий, которая была в своё время в Минсредмаше, во многом способствовала развитию этой самостоятельности. Оборонно-промышленный комплекс тоже находится под санкциями, но он самодостаточен: последние достижения, которые были продемонстрированы президентом нашей страны в известных форматах, показывают, что наука, ведущие отрасли, в том числе и атомная, развиваются, несмотря ни на какие санкции.

Сегодня у нас лидирующие позиции атомной отрасли на мировом рынке. Существуют ли какие-то угрозы безотносительно санкций?

Скажем так: Росатом активно реализует фактически геополитические проекты, строя атомные объекты в ряде стран, имеет десятки проектов на десятки миллиардов долларов. Безусловно, рыночные отношения предполагают конкуренцию, предоставление каких-то привлекательных преимуществ, чтобы выиграть конкурс. Скажем, кто-то предложил лучшие условия оплаты, более продвинутые технологии. Эти обстоятельства используются, в том числе и госкорпорацией. Не секрет, что некоторые объекты строятся на собственные средства, оговаривая, что впоследствии правовладения объектом и распоряжения произведённой продукцией: электрои теплоэнергия – будут возмещаться в счёт наших затраченных средств. Только коммерческие интересы могут преобладать в вытеснении нас с этого очень ёмкого и перспективного рынка. Но Запад никогда не пойдёт на снижение своей предполагаемой прибыли, исходя из своих экономических интересов. Мы порой сознательно снижаем свою маржу, добиваясь приоритетного продвижения своей продукции на рынок. Поэтому с коммерческой точки зрения я не вижу особых опасностей. Что ещё здесь может произойти? Политические санкции, давление на те государства, где мы предполагаем строить или строим наши объекты. Это реальный риск, но он не зависим от санкций, он просто лежит в основе конкуренции.

А что касается участия нашей страны в проектах ITER и FAIR, то здесь история с санкциями может привести к задержке и удорожанию проектов?

Не думаю, что это лучший вариант решения научноэкономических проблем. Потому что любое сотрудничество всегда расширяет возможности познания, новых технологий, новых научных мыслей, их продвижения. Сейчас, говоря об ITER, тем более надо понимать, что это коммерческий проект, это международный экспериментальный термоядерный реактор. Это коммерческий проект, который показывает возможность использования тепловой энергии, выработанной на таком реакторе и так необходимой тем или иным странам, особенно сегодня с учётом сложной обстановки с ресурсами. Мы наращиваем усилия, а Западу, с учётом их перехода на новые технологии, требуется всё больше ресурсов, поэтому ITER я рассматриваю прежде всего как коммерческий проект. А во-вторых, это обмен какими-то мнениями. Знаете, я по Общественной палате знаком с Евгением Павловичем Велиховым, нашим ведущим специалистом в сфере термоядерной энергетики. И из его работ я узнал, что мы по многим позициям занимаем одно из ведущих мест, тем более когда речь заходит о токомаке – тороидальной магнитной камере, которая изобретена и перспективы которой в энергосфере реальны в ближайшие десятилетия. Этот проект – серьёзное продвижение к внедрению передовых технологий. И я здесь рисков не вижу, потому что коммерческие интересы на первом месте и в первую очередь находятся у западных стран. У них своё отношение: говорят о санкциях и ведут активное сближение. Например, голос той же Германии: «Санкции будем продолжать, но «Северный поток-2» будем строить, нам нужен газ!» А проект FAIR, в котором участвует Россия, на мой взгляд, вообще лежит вне сферы санкций. Это экспериментальная программа ряда стран, направленная на изучение свойств материи и развития Вселенной. Выход одной из стран из этого проекта может принести только негативные последствия в проведении научных экспериментов и получении впоследствии на их основе новых уникальных технологий.

Но после санкций нас не начнут выжимать с рынка топлива с нашими стержнями и с поляны по добыче урана?

Мы убеждались по той же Украине, что попытка заменить нашу «шестигранную» продукцию на «четырёхгранную» приводит, мягко говоря, к издержкам и рискам на АЭС в Украине. Насколько мне известно, Росатом готов поставлять топливо в виде того дизайна, который принят на Западе, в те страны, где такой дизайн топлива применяется. Поэтому здесь особой проблемы не ощущается, особенно с учётом качества поставляемого топлива. Мы развиваем конкуренцию, предлагаем более дешёвую продукцию и более качественную. Что же касается добычи урана, то, конечно, существуют политические риски. Безусловно, Россия обладает значительными запасами урана. Но развитие атомной отрасли требует всё больше исходной продукции. И в этом контексте страны СНГ, в которых имеются серьёзные запасы урана, достаточно конъюнктурны. Мы видим это по отдельным государствам, которые активно начинают или ведут сотрудничество с США, предоставляя им определённые преференции. Жизнь показывает риски, которые несут в себе такие отношения, в том числе и в сфере экономических отношений в виде выдавливания с рынка или ограничения сотрудничества в определённых сферах. Здесь определённые риски есть. В то же время не думаю, что в ближайшей перспективе эти риски могут перейти ту грань, которая может привести к разрыву десятилетиями складывавшихся добрососедских отношений. Риски всегда и во всём есть. Но в данном случае они пока явно не просматриваются. Наша дипломатия, наша договороспособность и ответственность, в том числе и на уровне госкорпорации, эти вопросы микширует, сглаживает.