Денежные выбросы
Почему бизнесу пришлось научиться делать деньги на парниковых газах
Защита окружающей среды в начале XXI века постепенно начала превращаться из общественной проблемы в почти обязательный элемент коммерческой деятельности. Внимание к климатической повестке оказалось не только еще одной статьей затрат, но и в ряде случаев конкурентным преимуществом. А в мировой экономике могут появиться новые линии разделения: «экологичным» рынкам придется защищать свои границы от товаров из «загрязняющих» стран.
Вопросы низкоуглеродного развития в последние годы становились все более важными для бизнеса. На фоне принятия странами нового глобального климатического договора (Парижское соглашение, декабрь 2015 года) и активизации в сфере снижения выбросов парниковых газов все большая роль стала отводиться не только государствам как участникам международной политики, но и прочим игрокам, в том числе регионам, городам, компаниям. Причин тому несколько.
Во-первых, «климатическая» повестка во многом аккумулировала прочие экологические проблемы и подходы к их решению. По сути дела, в понятие «климат» сейчас включают не только усилия по снижению выбросов парниковых газов. Сейчас туда подверстывают и ресурсоэффективность, и устойчивое управление отходами (в том числе предупреждение их образования), и интеграцию элементов циклической экономики, и очистку сточных вод, и создание экологически устойчивых и этичных цепочек поставок, и инвестиции в поддержание здоровых экосистем. Кроме того, важно, что «низкоуглеродная» повестка упрощает сравнение результатов компаний в области тех или иных «зеленых» действий. Так, например, соотнести усилия по повышению уровня переработки отходов с мерами по лесовосстановлению непросто, а при переводе многих показателей в эмиссию углерода у бизнеса появляется единая система измерений.
Во-вторых, «климатическим» усилиям компаний уделяется больше внимания, так как часто эмиссия парниковых газов у транснациональных бизнес-гигантов может превышать показатели отдельных стран. Кроме того, по состоянию на май 2020 года пока усилий стран по снижению выбросов явно недостаточно. Если в Парижском соглашении прописана цель сдерживания роста средней температуры на планете в пределах 2° C (и стремление к 1,5°), то заявленные странами добровольные цели по сокращению эмиссии пока выводят мир на прогнозируемый рост в 3–3,5°. Отметим, что, если бы в мире не предпринималось никаких усилий для снижения выбросов, средняя температура на планетепредположительно поднялась бы на 4–5°.
Пример перехода климатических усилий на субнациональный уровень – объединение городов C40. Как правило, города — члены ассоциации имеют более амбициозные цели, чем страны, в которых они находятся (из российских в C40 присутствует только Москва). В подобные инициативы объединяются и компании, например, в рамках «проклиматического» объединения We Mean Business создана инициатива Science Based Target («Цели, установленные наукой»), ее уже поддержали более 850 международных компаний. Они установили собственные цели по снижению выбросов парниковых газов в соответствии с Целями Парижского соглашения. Около 200 компаний даже планируют достичь углеродной нейтральности к середине века: либо снизить выбросы до нуля, либо снижать их, одновременно инвестируя в решения для поглощения или улавливания парниковых газов.
Стоимость компаний, поддержавших цели Парижского соглашения, превышает $3,8 трлн, а общий объем их выбросов выше, чем эмиссия Франции. Среди них – Engie, Enel, Nestle, Chanel, Tesco, Coca-Cola, Dell, Pfizer. «Чистые нулевые выбросы» в 2050 году обещают Total, Shell, BP, о планах достижения углеродной нейтральности объявил и российский ЛУКОЙЛ. Какие-то из компаний заявляют о цели обеспечения своей деятельности на 100% возобновляемой энергетикой (Nike, L’Oreal), другие инвестируют в энергоэффективность, третьи переходят исключительно на электромобили, четвертые начинают интегрировать принципы циклической экономики по всей цепочке производственного процесса и поставок.
От регуляторов к инвесторам
Эксперты отмечают, что рынки перестраиваются вслед за общественным вниманием к климатической и экологической повестке. «Начиная со второй половины XX века созревало и к сегодняшнему дню созрело понимание того, что расширение производства, потребляющего все больше энергии и ресурсов и оставляющего после себя выжженную землю, невыгодно нам всем в долгосрочном плане, – говорит директор Центра энергетической политики Европейского университета Максим Титов. – Необходимы расширение и развитие, не истощающие, а возобновляющие имеющиеся ресурсы. И что важно, этот консенсус был поддержан тремя основными стейкхолдерами: потребителем, инвестором и регулятором». По мнению эксперта, сейчас во многих странах мира складывается следующая схема. Регуляторы определяют природоохранную политику и оказывают давление на компании, устанавливая стандарты выбросов, квоты и прочие ограничения, а также пробуют вводить рыночные способы регулирования через торговлю квотами. Потребители в развитых странах с высоким доходом на душу населения переходят к осознанному потреблению и выбирают «экологичные» бренды, оказывая давление на производителей товаров и услуг. Инвесторы, например, пенсионные фонды и управляющие активами, понимают свою ответственность перед вкладчиками и выходят из экологически сомнительных проектов.
«Углеродный след постепенно становится важной характеристикой товаров и услуг, – отмечается в исследовании Центра энергетики Московской школы управления “Сколково”. – Продажи у компаний, имеющих экологические обязательства и программы устойчивого развития, растут быстрее, чем у конкурентов. Государства планируют введение пограничного углеродного регулирования (например, Border Carbon Tax в Евросоюзе). Инвесторы по всему миру реагируют на эти действия и настроения, отказываясь от финансирования секторов, связанных с ископаемым топливом. Нефтегазовые и электроэнергетические компании активно реструктурируют активы в пользу низкоуглеродных проектов, а также наращивают инвестиции в возобновляемую энергетику, биотопливо, улавливание СО2 , повышение энергоэффективности, водородные технологии».
«Амбициозная климатическая политика предполагает введение дополнительных требований, которые могут быть как добровольными обязательствами компаний, так и результатом применения регуляторных инструментов. Добровольные обязательства обеспечивают имидж устойчивой и климатически ответственной компании, а их выполнение позволяет дополнительно продемонстрировать результативность корпоративной климатической политики и стратегии, понимание и управление соответствующими рисками. В целом эти три фактора: социальная и экологическая ответственность, устойчивость и результативность — вносят существенный вклад в повышение конкурентоспособности и инвестиционной привлекательности компании», —комментирует директор группы по операционным рискам и устойчивому развитию КПМГ Владимир Лукин.
Почему бизнес начал требовать экологических запретов
Зачастую, как подчеркивают аналитики, усилия компаний идут «вслед» за мерами углеродного регулирования, вводимого в стране или в группе стран. «Амбициозная политика на государственном уровне является локомотивом и существенным драйвером снижения углеродоемкости тех процессов, которые не находятся под непосредственным управлением компании – цепочки поставок и энергообеспечения. Например, меры, принимаемые на государственном уровне в области развития возобновляемой энергетики и снижения выбросов парниковых газов при генерации энергии позволяют сократить углеродный след продукции в наиболее энергоемких отраслях: металлургии, химической отрасли и других, – поясняет В. Лукин. – Стимулирование внедрения цифровых и наилучших доступных технологий (НДТ) также позволяет реализовать потенциал снижения энерго- и углеродоемкости в рамках реализации государственной стратегии. То есть, поддерживая амбициозную климатическую политику государства, компании имеют шанс “поймать волну” и показать своим потребителям существенные успехи в декарбонизации».
В итоге есть определенный риск разделения экономики на «консервативный» и «экологически продвинутый» сектора с различным отношением к климатической проблематике и в ряде случаев — с диаметрально противоположными запросами к госполитике. Так, движение бизнеса в направлении климатической повестки приводит к тому, что компании сами начинают лоббировать внедрение экологических нормативов – уже из коммерческих соображений.
«Компании, которые первыми почувствовали этот тренд и понесли издержки “первопроходцев”, начали раньше других переходить на НДТ, повышать энергоэффективность, переходить на возобновляемую энергию, – замечает М. Титов. – Теперь по законам рынка такие компании хотят использовать полученное конкурентное преимущество и требуют от регулятора установить более жесткие нормы по выбросам, квоты, ввести цену на углерод. Отчасти это забота об экологии и климате, отчасти — способ устранения конкурентов, которые опоздали и не разглядели тренд».
«Конечно, не все компании поддерживают ужесточающееся климатическое регулирование и национальные обязательства и выступают с собственными инициативами. Есть пассивные, есть и те, кто заявляет о своей приверженности климатическим целям, но этим и ограничивается», – полагает руководитель отдела услуг в области устойчивого развития EY в России Сергей Дайман. «Тем не менее крупные международные компании в большинстве своем заинтересованы в долгосрочном развитии, росте или удержании позиций на рынке, высокой оценке инвестсообществом, — продолжает эксперт. – Такие компании серьезно рассматривают климатические риски, с которыми столкнутся они сами, их поставщики или клиенты, страны присутствия и глобальная экономика в целом. В результате компании ставят собственные цели и принимают обязательства, меняют стратегию и направления инвестиций в сторону низкоуглеродных технологий. Поэтому для них важнее становятся сохранение целей государственной политики, регулирование и ценовые механизмы, которые позволяли бы строить бизнес-сценарии на долгосрочную перспективу и ставили всех в равные условия конкуренции. Это одна из причин, по которой европейские компании ряда отраслей лоббируют введение трансграничного углеродного налога, а американские – национальное регулирование и предсказуемую цену на углерод в долгосрочной перспективе».
Граница на углеродном замке
Именно в связи с этим в ряде стран (в том числе в ЕС и США) начались дискуссии о перспективах введения пограничных «углеродных» мер, нацеленных на сокращение возможностей для «утечек углерода» – переноса производств в страны с недостаточным или отсутствующим углеродным регулированием. Этот процесс можно сравнить с перемещением промышленных производств в XX веке в развивающиеся страны с дешевой рабочей силой, низкими ценами на сырье и энергоресурсы. Тогда реакцией на это могли быть, например, антидемпинговые пошлины. Не исключено, что сейчас в список обоснований для борьбы с экспортным демпингом может быть включена и заниженная климатическая нагрузка на бизнес.
«Цена на углерод – инструмент корпоративной, государственной или международной политики, обеспечивающий дополнительный экономический стимул для реализации стратегии развития с низким уровнем выбросов парниковых газов, – комментирует В. Лукин. – Если мы говорим о внутренней цене на углерод, которую используют многие компании, она позволяет количественно выразить в финансовых показателях те риски, которые связаны с выбросами парниковых газов, и учесть их при инвестиционном анализе проектов. Внешняя цена на углерод, которая применяется на государственном и международном уровне в виде пошлин, налогов и других фискальных инструментов, должна обеспечивать равенство условий для экспортеров и производителей, на которых распространяются существующие инструменты регулирования».
Эксперт в качестве примера приводит предполагаемый ввод трансграничного углеродного регулирования в ЕС, применяемый к экспортерам. Он должен компенсировать регуляторное воздействие европейского углеродного рынка на европейских производителей. «Во всех случаях цена на углерод дает преимущество производителям низкоуглеродной продукции или компаниям, которые имеют четко сформулированный план действий по реализации потенциала снижения выбросов парниковых газов», – считает В. Лукин.
В этой связи крайне важными становятся раскрытие информации о выбросах (по всей цепочке поставок), а также трезвая оценка рисков, связанных с климатическими вопросами. К ним относятся и прямые риски от негативных последствий изменения климата, или инвестиции в так называемые «stranded assets» — активы, которые могут обесцениться в ближайшие годы из-за изменения мировой конъюнктуры в связи с усилиями стран по введению мер углеродного регулирования. «Все крупнейшие инвестфонды мира, банки и страховые компании уже давно требуют раскрытия данных по выбросам парниковых газов, – подтверждает М. Титов. – Жесткость этого требования будет только усиливаться, а в некоторых странах такое раскрытие уже становится требованием законодательства. Скоро ни один российский эмитент не выйдет на Лондонскую биржу, если его отчетность не будет содержать информации о климатических рисках и их влиянии на бизнес».
Россия на перепутье
Для российского бизнеса климатическая и низкоуглеродная повестка – новая тема. В стране еще несколько лет назад к вопросам изменения климата относились скорее скептически как политики, так и представители бизнеса и отчасти — научного сообщества. Впрочем, после утверждения в 2009 году Климатической доктрины ситуация начала медленно меняться. В сентябре 2019 года РФ присоединилась к Парижскому соглашению, в январе 2020 года был утвержден национальный план мероприятий первого этапа адаптации к изменению климата на период до 2022 года. В правительство внесена очередная версия законопроекта о государственном регулировании выбросов и поглощений парниковых газов. А в марте 2020 года Минэкономики РФ направило на согласование в министерства и деловые объединения «Стратегию долгосрочного развития РФ до 2050 года с низким уровнем выбросом парниковых газов». В частности, в документе предложена новая цель снижения выбросов парниковых газов в РФ на 2030 год — минус 33% от уровня 1990 года (включая поглощение лесами). При том что уровень выбросов парниковых газов в РФ уже составляет минус 30% от 1990 года без учета «лесного фактора» и минус 50% — с учетом леса, климатические цели РФ критикуются многими экспертами как малоамбициозные.
«Вне зависимости от обязательств РФ по сокращению выбросов на ее территории, климатическая повестка создает долгосрочную угрозу российскому экспорту в отношении основных товаров: нефти, нефтепродуктов, угля, газа, металлов, продуктов лесной и химической промышленности. Без специальных мер реагирования это может привести к долгосрочному ограничению роста российской экономики», – считают эксперты Центра энергетики Московской школы управления «Сколково».
Тем не менее, даже если на государственном уровне низкоуглеродная повестка продвигается пока медленно (в ряде случаев из-за активного противодействия ряда представителей российского бизнеса, видящего в этом новые угрозы административной и фискальной нагрузки), для ряда отечественных компаний «климатические» вопросы уже стали актуальными. «Все экспортно-ориентированные отрасли не могут игнорировать международные тренды, связанные с реализацией инициатив в области декарбонизации», – считает В. Лукин. Однако эксперт отмечает, что во многих случаях российские производители оказываются в худших условиях по сравнению с зарубежными конкурентами. Это, по его мнению, связано с доступностью низкоуглеродных и энергоэффективных технологий, возобновляемых энергоресурсов, а также со значительной долей выбросов при транспортировке сырья, материалов и готовой продукции в общей углеродоемкости. «Тем не менее многие прогрессивные российские компании активно реализуют программы, направленные на снижение углеродоемкости производства, управление выбросами парниковых газов в цепочке поставок, а также внедрение современных инструментов оценки и управления рисками, связанными с климатическими изменениями», – отметил В. Лукин. В частности, «сейчас в России практически не осталось крупных компаний, которые в той или иной степени не рассматривали бы вопросы климатической повестки».
М. Титов также соглашается, что все больше компаний в РФ начинают уделять внимание вопросам климата. «Те, кто сейчас не уделяют внимания вопросам изменения климата, очень скоро почувствуют необходимость сделать это,— говорит эксперт. — Российские компании, встроенные в международную торговлю и цепочки поставок или цепочки создания стоимости, первыми почувствовали давление. Здесь дело в конкуренции за рынки сбыта и капитала. Либо европейские клиенты станут требовать у вашей компании расчет углеродного следа вашего товара, либо купят у другого поставщика. Иностранные партнеры, размещая заказ на вашем производстве, также потребуют строгого соблюдения международных стандартов, которые в части выбросов могут оказаться значительно более жесткими, чем внутрироссийские», – считает он.
Фактически российскому бизнесу придется сейчас определять стратегию развития, выбирая между двумя секторами: рынками с более строгим климатическим регулированием (к которым, видимо, будет относиться большинство развитых стран) и территориями с относительно слабыми экологическими нормативами. С. Дайман выделяет три позиции, которые сейчас занимают российские компании в зависимости от собственных технологий, конкуренции и доступных рынков сбыта. «Можно заявить о себе как лидере в отрасли, продвигать климатическое регулирование, которое будет невыгодно конкурентам, – говорит он. – Либо, понимая риски трансграничного регулирования, поддерживать введение национальных инструментов, которые могут помочь избежать потерь или минимизировать их за счет рыночных механизмов». Третий вариант, по словам эксперта, «не меняя ничего существенно в собственном бизнесе, молчаливо и активно бороться против национального регулирования, переориентируясь на рынки, на которых климатическое регулирование пока не затрагивает импорт, и наконец, в силу отсутствия или не столь существенного вклада глобальной конкуренции, рассматривать российское климатическое регулирование как угрозу и всеми силами противодействовать его появлению».
Климат после пандемии
В начале 2020 года показалось, что низкоуглеродная повестка несколько отошла на второй план на фоне пандемии коронавируса и вводимых странами ограничительных мер. Наиболее обсуждаемой темой пока остается временное снижение выбросов парниковых газов из-за снижения авиа- и автомобильных перевозок, энергопотребления и приостановки работы промышленных предприятий. Впрочем, уже очевидно, что сокращение выбросов, во-первых, носит краткосрочный характер (и, скорее всего, восстановится после снятия ограничительных мер), а во-вторых, не будет иметь существенных последствий для содержания парниковых газов в атмосфере на ближайшее время. Даже если выбросы были бы снижены завтра до нулевых уровней, климатический баланс планеты восстановился бы только через 50–70 лет. Как подчеркивают эксперты, глобальный кризис, связанный с пандемией, может заставить более серьезно относиться к другим потенциальным кризисам. В том числе серьезнее учитывать риски, возникающие в результате экологических проблем.
Важнейший вопрос сейчас: каким образом меры климатического регулирования будут включены в пакеты восстановления экономик после пандемии? Пока о приверженности объявленному ранее «Новому “зеленому” курсу» объявил Евросоюз (его программа стимулирования «зеленого» развития предполагает достижение углеродонейтральности к 2050 году), об учете мер «климатического» регулирования в пакетах восстановления экономики заявили также Южная Корея и Япония.
Впрочем, эксперты Всемирного экономического форума выделяют и ряд возможных рисков для климатической политики в различных странах мира, в том числе: перенаправление средств поддержки возобновляемой энергетики и чистых технологий в другие сектора, снижение инвестиций в сектор на фоне общего экономического спада, а также ослабление экологических и климатических требований и мер регулирования к компаниям (что уже происходит в США и предлагается рядом бизнес-объединений в России). «Пандемия предлагает странам новые возможности для рассмотрения неортодоксальных интервенций в энергорынки и промышленные сектора, а также для развития глобального сотрудничества – с целью обеспечения восстановления экономик и их дальнейшего развития в духе низкоуглеродных и экологически устойчивых приоритетов. Однако для этого потребуются конкретные стратегии, меры и действия, а также четкое выстраивание целей и общественного консенсуса во вопросу», – говорится в исследовании Всемирного экономического форума, посвященном развитию чистой энергетики в период после пандемии.
В качестве конкретных мер поддержки климатической политики эксперты исследовательского центра Climate Action Tracker рекомендуют фискальную реформу субсидий в секторе ископаемого топлива, прямую поддержку сектора разработки и внедрения технологий «нулевых» выбросов, стимулирование госрасходов на «зеленые» инфраструктурные проекты. Также предложены идеи поддержки прочих отраслей (в том числе авиации и автомобилестроения) только при условии соблюдения ими обязательств по снижению выбросов и «озеленению» сектора (а также развития электромобильности и инфраструктуры), господдержки программ энергоэффективной реновации зданий, а также стимулирования «зеленого» строительства, в том числе с элементами циклической экономики и энергопассивных решений для домов, стимулирование сектора возобновляемой энергетики.
Пока неясно, чтó из этих рекомендаций будет реализовано «после коронавируса», однако, даже если климатическая повестка претерпит некоторые изменения, тема в целом вряд ли станет менее актуальной – как для стран, так и для бизнеса.
Ангелина Давыдова
