«Я надеюсь, что сахаровская закалка в нас осталась, и мы будем действовать, как Сахаров»

Выступление Юрия Трутнева на совместном заседании НТС ЯОК и РФЯЦ-ВНИИЭФ

Я счастлив, что дожил до времени 100-летия Сахарова. Я с 1951 года работаю во ВНИИЭФ. Руководство института — Харитон, Зельдович, Сахаров, Франк-Каменецкий — сыграло очень большую роль в моем становлении и обучении. В начале я был неграмотным в тех вопросах, которыми пришлось заниматься,— но освоил и работал.

Я познакомился с Сахаровым по-настоящему в 1954 году. До этого я знал его как ученого, который придумал первую водородную бомбу РДС-6с. Я сразу почувствовал, насколько это проницательный и добрый человек — во всех отношениях. Его отношение к молодым специалистам было очень заботливым и осторожным, чтобы молодой специалист не чувствовал свое ничтожество.

В 1954 году появились различные идеи атомного обжатия, и работа в этом направлении началась. Путь к этой идее был очень сложным, потому что надо было выбрать физические явления, которые способствовали бы созданию настоящего термоядерного оружия. Разные ученые приходили к этому по-разному. Я по-своему пришел, и поэтому когда Зельдович с Сахаровым вернулись однажды из Москвы (это было в мае 1954 года), и Зельдович рассказал команде своего отдела, что такое атомное обжатие, я понял, что моя идея пройдет. Я тут же пошел к Сахарову и получил от него одобрение. И работы начались по всему институту. После этого мы очень плотно взаимодействовали. Здесь коллектив физиков-теоретиков сыграл большую роль. Была создана такая атмосфера со стороны Сахарова, что каждый старался высказать свою идею, которая, по его мнению, должна толкнуть дело вперед.

Должен сказать, что по отношению к молодым специалистам, особенно физикам-теоретикам, со стороны Сахарова было особое внимание. В конце концов получилось так, что молодые специалисты, придя с утра на работу, собирались в кабинете Сахарова и обсуждали различные физические вопросы. Иногда касались и политических вопросов, поскольку все жили интересами страны. Он всегда поддерживал новые идеи и стремление придумать что-то новое и тем самым способствовал дальнейшему развитию. Это стремление у нас, теоретиков, привилось, и нас это двигало вперед. В этом отношении Сахаров был совершенно исключительным человеком и руководителем. Причем он не командовал — он разговаривал, убеждал. Да и убеждать не надо было. Если говорил Сахаров, то это так и есть, и мы в этом были уверены и в дальнейшем убеждались, что он прав.

В написании отчета по РДС-37 принимали участие 13 человек. Остался я один. Из 31 человека — участников этой работы — осталось двое, в том числе и я. У меня появилось продолжение идеи РДС-37, но я решил дождаться испытаний в ноябре 1955 года. И когда испытание прошло успешно, я позвал молодого специалиста Юрия Николаевича Бабаева, который занимался излучением в идее атомного обжатия, рассказал ему о моей идее и предложил ему сделать такой заряд. Мы с Бабаевым стали прорабатывать идею и когда объявили о ней в институте, не встретили поддержки. Поддержал нас Сахаров, и под его руководством мы работали. В феврале 1958 года все это получилось, и мы предложили 5 зарядов различного калибра испытать осенью 1958 года. На нашу сторону встал Сахаров, и мы действовали под его руководством.

Было предложено испытать самый «маленький» заряд. Министерство было против. Я предложил: «Андрей Дмитриевич, поедем к Курчатову! Может быть, он нас поддержит». Мы поехали к Курчатову. Он спросил: «В чем дело?» Мы рассказали. Курчатов предложил пойти на НТС. Там были противники, но Курчатов принял решение: испытываем! И испытали. Сессия испытаний 1958 года прошла для ВНИИЭФ очень хорошо.

Как началось мое взаимодействие с Сахаровым? Я считал его своим руководителем (к тому времени уже ушел Франк-Каменецкий, который мной руководил до этого), и я с ним очень тесно взаимодействовал.

Наступил 1961 год. К нему мы готовились. В 1960 году состоялась встреча с Хрущевым. Сахаров выступал и внес ряд предложений. Когда мы вернулись, я предложил Сахарову: «Андрей Дмитриевич, давайте сделаем заряд на базе идей 1949 года». Он согласился. Позднее разрабатывалось много других зарядов.

Благодаря Сахарову удалось вовлечь очень большое число теоретиков и разработки в 1961 году пошли здорово.

Мы сегодня празднуем столетие со дня рождения Андрея Дмитриевича Сахарова, а в 1961 году ему исполнилось всего 40 лет. Он был молодой, спокойный, в полном здравии. Нужно было отметить день его рождения, и мы, теоретики, решили это сделать. Наши жены пошли в лес, собрали цветы, а мы закупили то, что нужно для празднества. Приятно вспомнить эти годы.

Вернусь к 1961 году. Велась мощная испытательная сессия. В конце 1961 года Андрей Дмитриевич взял на себя ответственность и внес предложение выдвинуть на присвоение звания Героя Социалистического Труда Юрия Бабаева и меня. У меня сохранилось составленное Сахаровым представление (там излагалась история и то, что мы сделали с Бабаевым). Считаю необычным, что Сахаров был зачинщиком этого.

Мы с Бабаевым, наверное, единственные, которые имеют эти представления от Сахарова. Это говорит о том, как Сахаров относился к молодым специалистам. Ведь мы тогда только-только почувствовали вкус разработок, и потом в 1961 году мы стали с Бабаевым ездить — набирать специалистов-теоретиков. Первая поездка была в 1961 году в Ленинградский университет, и там мы отобрали несколько человек: Илькаева, Холина, Певницкого.

Теоретики довольно часто собирались у Сахарова, обсуждали различные вопросы. В результате очень многие молодые специалисты-теоретики стали выдвигать идеи. Получился сплоченный коллектив теоретиков. Естественно, мы были связаны с испытаниями и очень тесно взаимодействовали с конструкторами (такими, как Фишман, Воронин). Мы нашли общий язык и общие интересы. Эта связка с конструкторами себя оправдала. Они понимали, что мы хотим сделать, а мы понимали, что они могут сделать. С экспериментаторами тоже была связь. Это было очень важно. Сахаров учил нас взаимодействовать и защищать новые идеи. Он поддерживал наше стремление теоретиков вникать во все особенности создания оружия. Это была «Сахаровская школа» — интересоваться всем. Теоретики — мозг института — должны были следить за тем, что происходит в области создания ядерного оружия.

Но потом он стал отходить от научной работы, и мне это очень не нравилось. Мы фактически теряли его как физика и нашего учителя. Однажды я его встретил и говорю ему: «Вы научной работой, Андрей Дмитриевич, занимаетесь или нет?» Конечно, я смотрел снизу вверх на него, он был наш учитель. Он говорит: «Нет, некогда, у меня времени не хватает». Я не понимал, в чем дело. Однажды я ему сказал: «Андрей Дмитриевич, вы, по-моему, гвозди микроскопом заколачиваете. Так нельзя относиться к этим вещам, вы же научный работник». Он мне ответил: «Юра, я попал в такое колесо, из которого не выскочить». Я говорю ему: «Возвращайтесь к нам на объект, и все будет нормально». Он в ответ: «Нет, больше не могу». Но мы не прерывали с ним связь, всегда, когда встречались в Академии наук, разговаривали, но я ему помочь ничем не мог.

Сахаров и Зельдович хотели уйти из нашего института. Я не понимал, как мы без них будем работать? Я не представлял этого. Всегда был тот, кто поможет, защитит, поймет самое главное. Сахаров говорит: «Мы объединим теоретиков, и вы станете во главе». Я страшно сожалею, что два таких академика ушли от нас. Но жизнь продолжалась. Благодаря сахаровской закалке молодежь создавала термоядерное оружие. Они влились в эту работу, и работа продолжалась и продолжается сейчас.

Сахаров для нашего института и в первую очередь для тех теоретиков оказался человеком, который создал колоссальную школу, но не просто создал, а воспитал определенным образом физиков-теоретиков, которые работали дальше. Вспомните, в каких условиях мы работали: недавно закончилась война, начались американские всякие оружейные фокусы. Поэтому у теоретиков был девиз: «Мы не хотим повторения 1941 года». Теоретики, кроме того, что выдвигали идеи, формировали физический смысл и расчеты того или иного изделия. И надо это было делать быстро! Сейчас у нас делается все медленно. Тогда все время грозили извне нам, а сейчас разве не грозят? Поэтому нам никоим образом нельзя забывать о ядерном, термоядерном оружии и о новом оружии, чтобы противодействовать новым угрозам.

Я надеюсь, что сахаровская закалка в нас осталась, и мы будем действовать, как Сахаров. Он уже не может нас научить, но давайте учиться у него по тем работам, которые он сделал. Низкий поклон Сахарову за то, что он был, и за то, что воспитал теоретиков и не только теоретиков. Руководство, директора, испытатели тоже знали Сахарова и с большим уважением к нему относились, и он влиял на весь институт. Спасибо, Андрей Дмитриевич, за то, что вы были!