Когда наука выходит на сцену
ИЦАЭ

Когда наука выходит на сцену

Как спектакли в жанре science drama помогают зрителям по-новому взглянуть на мир и самих себя

Science drama — один из самых трудоемких, но и один из самых эффективных инструментов в руках просветителя. Лекции и мастер-классы значительно отстают от них в плане образности и глубины проникновения. Этот формат в афише — почти гарантия полного зала. Впрочем, не только зала. О сегодняшних буднях и завтрашнем дне «научного театра» мы поговорили с режиссерами двух постановок в этом жанре, премьеры которых прошли в этом году в двух центрах ИЦАЭ.

«Рукопожатия ушли, чемоданы остались»

Первая премьера — недавняя: театральная постановка «Science Drama. История шести чемоданов» была представлена зрителям в ноябре 2025 года в рамках Фестиваля науки «Кстати 80» в Калининграде. Она была создана по мотивам воспоминаний доктора физико-математических наук, профессора образовательно-научного кластера «Институт высоких технологий» БФУ им. И. Канта Михаила Никитина — ученого, поэта и популяризатора науки. Автор сценария и режиссер, актер Калининградского областного драматического театра Антон Контушев рассказал нам о своем отношении к термину «science drama», работе над спектаклем и раскрыл историю появления его названия.

Антон Контушев

Автор сценария и режиссер театральной постановки «Science Drama. История шести чемоданов»

— Я не против термина «science drama». В конце концов, само появление такой дефиниции вряд ли можно считать случайным. Но под этим термином объединяют часто вещи диаметрально противоположные. Например, наша постановка — это история ученого, погруженная в историю страны, сыгранная, может, не очень опытными, но талантливыми молодыми актерами студии «Синтез» Школы креативных индустрий. Но, насколько мне известно, есть постановки по вполне классическим театральным пьесам, например по шекспировской «Буре», главные роли в которых исполняют молодые ученые. И то и другое называется science drama.

В моем понимании, театр — это про исследование человека. И в этом смысле science drama как отдельный поджанр для меня феномен не вполне понятный. Да, человек этот может быть ученым, заниматься наукой. Имя его может быть связано с каким-то изобретением. Задачей театра остается осмыслить этого человека (в скобках уточним – человека в науке), исследовать его характер, движения души в разных предлагаемых обстоятельствах, очистить его образ от клише.

Поэтому меня совсем не смутило, что в основе постановки должна была лежать биография ученого. Трудности начались позже. Исходно мы планировали опираться на интервью с Михаилом Никитиным. И действительно, подготовили вопросы, поехали и побеседовали. Материала получилось очень много, но быстро стало понятно, что вне контекста эта история не заработает. Поэтому мы зарылись в интернет, изучали уже вышедшие интервью нашего главного героя, статьи о науке тех лет. Скелет нашей истории начал обрастать мускулами благодаря работе помогавшей нам Оксаны Кушляевой — театрального критика и художественного руководителя Школы креативных индустрий.

На следующем этапе встал вопрос: через что эту историю рассказывать? Мне изначально хотелось минимализма. Я понимал, что такое работа с молодыми ребятами, которые составляли актерский костяк нашей постановки. Да и времени на подготовку и репетиции было у нас совсем немного. Поэтому ставил задачу максимально снизить количество текста и сильнее вложиться в визуальную составляющую. Отсюда родилась наша ставка на пластику и хореографию на сцене. Отсюда же появились чемоданы — как метафоры жизненного опыта, распределенного по разным этапам-объемам. И извлечение разных артефактов памяти из них, как чего-то вещественного, служит у нас импульсом для повествования. В итоге сценарий, если брать текст всех реплик, у нас получился в две-три страницы. Все остальное пришлось насыщать пластической структурой, движением и образностью.

Название спектакля тоже появилось не вдруг. Сначала я предложил название «По живому следу», которое возникло из стихотворения Бориса Пастернака «Быть знаменитым некрасиво». Мне показалось, что оно очень хорошо ложится на особую ткань нашего повествования. Ведь это высказывание о творческом пути человека, о принципах, которые ведут его по дороге постоянного поиска. Потом эта идея зацепилась за концепцию шести рукопожатий. Рукопожатия потом ушли, а теория «шести чемоданов», наоборот, не только осталась, но и дала название всему спектаклю.

«Мне не хотелось повторяться»

Второй спектакль — «Гагарин», это иммерсивный спектакль-прогулка по аллее «108 минут» в Парке покорителей космоса, месте в степи неподалеку от Саратова, где приземлился первый человек, полетевший в космос, вернувшись на родную планету. Двигаясь от одной локации к другой, участники спектакля постепенно все глубже погружаются в удивительную атмосферу эпохи в сопровождении актеров, которые воплотили в жизнь образы ученого Константина Циолковского, конструктора Сергея Королева, будущего космонавта Алексея Леонова и других людей, причастных к советскому космическому проекту.

Премьера спектакля состоялась в апреле 2025 года, в годовщину приземления Юрия Гагарина. Автором идеи спектакля выступил программный директор сети ИЦАЭ Никита Перфильев, а реализовали его сотрудники Информационного центра по атомной энергии Саратова и режиссер — руководитель театра-студии «Обратная перспектива» Василиса Одоевская. Именно с ней мы поговорили о том, нужны ли современному театру сверхзадача и максимальная достоверность.

Василиса Одоевская

Режиссер иммерсивного спектакля «Гагарин»

— Мне не хотелось повторяться. Основная интонация, с которой принято говорить о Гагарине, — героическая. В этом подходе есть один-единственный, но фундаментальный изъян. Мы говорим о Гагарине одного мгновения, одного единственного поступка, без прошлого и будущего, без сюжетной арки. Другими словами, про Гагарина-образ, Гагарина-символ, Гагарина-функцию. Мне, как педагогу, хотелось посмотреть на него через человеческую оптику и понаблюдать, что в его живой истории откликается у молодежи, как история на нее влияет.

Театр не должен быть ради театра, и если говорить в категориях чистого искусства, то театр как таковой изжил себя. Да, кто-то по-прежнему ходит туда, чтобы развлечься, для кого-то это маркер принадлежности к образованному классу. Я же считаю, что надо вернуться к тому театру, который заставлял задуматься. И в этом смысле театр для меня является не целью, а средством. Пусть это будут 30 человек. Даже лучше, если это будут только 30 человек, которые выйдут из театра не такими, какими заходили под его своды.

Фраза «У мечты есть огромная сила» не просто открывает спектакль, а является его квинтэссенцией. Когда мы взялись за «Гагарина», то поставили себе задачу создать не художественное, а почти документальное произведение или даже публицистическое высказывание: наш зритель должен прийти и увидеть, с чего все началось, как вообще Гагарин пришел к небу, полетам, как решился на полет в космос, какие чувства он при этом испытывал. Если угодно, мне хотелось показать его абсолютно обычным человеком. Для чего? Убедить молодежь, которая придет на спектакль, что блогерство — не единственный возможный карьерный трек. Что они не просто могут, а должны мечтать о чем-то большем, о чем-то совершенно несбыточном.

Я очень много общаюсь с детьми и их родителями, и меня крайне удручает, что много очень хороших и талантливых людей просто боятся мечтать. Хотя и дети и взрослые, уверена, на подсознательном уровне хотят чего-то большего. Просто не могут понять, а что это — большее? Самый сложный, но и самый щемящий эпизод в спектакле — предпоследний, где жена Гагарина, уже после его трагической гибели, получает письмо, которое он написал за семь лет до этого, перед своим первым полетом в космос, трезво оценивая, что вероятность погибнуть совсем не равна нулю. Здесь нам удалось показать быстротечность жизни. Особенно эта мысль важна на фоне нашего всеобщего ощущения личного бессмертия, ощущения, что все и в любой момент можно начать с чистого листа. Нет, нужно торопиться мечтать.

В процессе подготовки спектакля мы делали акцент на его документальном характере. Когда я говорю о документальном, публицистическом повествовании, я ничуть не преувеличиваю. Мы намеренно положили в основу сценария документальный материал, чтобы не придумывать и не додумывать за наших героев их реплики. Потому что на самом деле в этом не было особого смысла: их биографии прекрасно задокументированы. А вот текст автора, который направлял зрителей от локации к локации, обеспечивал связь между отдельными эпизодами, придуман полностью.

Определенные трудности возникали из-за разного уровня и возраста актерской труппы и из-за распределенности локаций. Основной актерский состав — это актеры моего любительского театра. С разным опытом, разным багажом, разного возраста — от 12 до 50 лет. Единственное, что их объединяет, — отсутствие театрального образования. Но были и те, с кем мы буквально первый раз встретились на площадке. Надо ли говорить, что никакого отношения к театру до этого они не имели. Таким образом, команда была максимально разнообразная, что для меня как режиссера было колоссальным вызовом и во многом определило ту ключевую роль, которую играла именно фигура режиссера на площадке, — сшивать в единую ткань повествование, разбросанное по десятку разных локаций, отыгрываемое актерами с разным уровнем подготовки. Потому что нам важно было сохранить на протяжении всего действа эффект максимального погружения. Так появились два моих главных помощника — два маленьких мальчика с самолетами, которые стали олицетворением мечты и сопровождали наших зрителей от локации к локации.

Особый вопрос — историческая достоверность персонажей, обстановки и реквизита. Материальную сторону театра часто недооценивают. Считается, что это царство условности. В моей картине мира все с точностью до наоборот. Правда, такой подход добавляет кучу трудностей — от комичных до принципиальных. Так, например, два наших мальчика-проводника — это вполне здоровые парни 13 и 14 лет. Где взять на них детские сандалики 47 размера? Или уже более серьезный вопрос: где взять типажи? Когда мы стоим рядом с Королевым, вы должны верить, что это именно он, человек из той эпохи. Поэтому у нас на площадке единственный профессиональный грим был у актера в роли Циолковского. Все остальное достигалось достоверными костюмами и реквизитом прямиком из той эпохи. Транзисторная лампа родом из 1960-х, тонометр и лабораторные склянки тех лет, старый радиоприемник, костюмы летчиков — все это, учитывая ничтожный бюджет, мы выискивали через знакомых и знакомых знакомых, собирая атмосферу того времени буквально по крупицам. Доходило до смешного: из-за радиоприемника «Ригонда», который нужен был нам на площадке, я даже поругалась с родственниками. И все равно переживала: ведь такие приемники начали выпускать на несколько лет позже полета Гагарина.

Но достоверность важна не сама по себе. С одной стороны, это ключик, который облегчает зрителю погружение в атмосферу спектакля. А с другой — очень эффективный способ усилить главный посыл спектакля, подчеркнуть его главную мысль: даже скромный, а в чем-то даже скудный быт той эпохи не отворачивал людей от мечты.

***

Взгляды на театр Антона Контушева и Василисы Одоевской трудно назвать диаметрально противоположными. И все же они хорошо иллюстрируют тот диапазон, которым обладает «научный театр» как инструмент коммуникации. Но коммуникации с кем и зачем? Будем честны: с точки зрения внешнего наблюдателя в них не так много науки, чтобы удостаиваться внимания настоящих популяризаторов. Да и в современном цифровом мире такая единица контента — стоимостью в десятки человеко-часов — выглядит непозволительной роскошью.

Но секрет полных залов на постановках ИЦАЭ в жанре science drama, кажется, в этом и заключается: цифровая революция обесценила виртуальные коммуникации. Сегодня особенно значимыми становятся персональные контакты, личное общение. А в том, чтобы, используя этот канал коммуникаций, разговаривать с публикой и «преображать» ее, у театра, кажется, со времен изобретших его греков не было конкурентов.

Трудно найти более эффективное средство для работы с небольшими сообществами. Навык вполне практический, который очень скоро может понадобиться для работы на территориях, где по Генсхеме размещения энергообъектов до 2042 года планируется строительство АЭС.