30 лет «зеленой» агитации

30 лет «зеленой» агитации

Как мир в XX веке искал способы жить богато и экологично
Человечество пытается приучить себя жить по экологическим правилам уже не один десяток лет. И экономическая ситуация, и экологические проблемы за это время сильно поменялись. Но ключевой принцип остался прежним: нужно найти деньги, которые можно потратить на окружающую среду, и при этом не разрушить конкурентную экономику.

История борьбы человечества с самим собой – или с собственным неразумным хозяйствованием – за окружающую среду продолжается, наверное, уже более ста лет, если отсчитывать от времени создания первых заповедников. Но если задаться вопросом, когда разрушение экологии стало восприниматься как уничтожение комфортного для человека мира, то, наверное, следует обратить внимание на 1960–1980-е годы. Именно тогда были сформулированы основные угрозы для глобальной экологии, заключены первые крупные международные соглашения по защите окружающей среды, именно тогда появились первые общественные тренды и движения, поставившие во главу угла «зеленые» вопросы. И тогда же начали обсуждать вопрос: можно ли так переустроить мир, чтобы человек меньше вредил экологии и при этом не жертвовал своим благосостоянием? Другими словами, можно ли получить конкурентоспособную экономику, которая не руководствуется лозунгом «природа не храм, а мастерская».


«Требуются технологии, которые производят «социальные товары», например, лучшее качество воздуха или более продолжительный срок службы продуктов, или которые решают проблемы, обычно не входящие в расчеты отдельных предприятий, например, внешние расходы по борьбе загрязнением или удалению отходов».
«Доклад Брундтланд», 1987 год


Однозначного ответа на последний вопрос, пожалуй, дать не удастся. В частности, потому, что редко можно получить новое качество продукта, не вложив в него дополнительных усилий. Современный подход к ключевым экологическим проблемам так или иначе предполагает дополнительные затраты практически всех экономических игроков.
Общественное мнение благосклонно относится к чистым технологиям, «зеленой» энергетике, ограничению всевозможных выбросов и давлению на экологически вредные индустрии. Потребитель – по крайней мере, в развитых странах – с этим практически согласился и даже частично смирился с тем, что «”зеленое” должно стоить больше». По крайней мере, бум экологических продуктов, несмотря на их цены, докатился даже до нашей страны.
Целый ряд государств, следуя за общественными устремлениями, готовы выступать в роли более жесткого экологического регулятора, вводя экономические барьеры для загрязняющих экономических практик. Банки и компании готовы соответствовать желаниям потребителя и требованиям государства, вводя экологичность в условия кредитования и согласования инвестрешений. Более того, бизнес, вписавшийся в экологическую повестку, уже ратует за расширение и ужесточение нормативов по защите окружающей среды – прежде всего, чтобы конкуренты не могли найти лазейку для ухода от экоплатежей и не выиграли бы на дешевых, но «грязных» поставках (подробнее см. материал «Денежные выбросы»). В итоге все же формируется экономическая среда, в которой вопросы защиты окружающей среды становятся встроенным элементом стандартных бизнес-моделей.

Глобальное потепление во время холодной войны
Конечно, попытка построить экологически ответственную экономику – это отнюдь не ноу-хау последних десятилетий. Пытались и раньше. По крайней мере, пытались показать, что это возможно. Впрочем, это была другая экономика, другая мировая политика и даже во многом, как ни странно, другая экология. Если бы можно было взять защитника окружающей среды из 1970–80-х годов и продемонстрировать ему список ключевых экологических проблем начала 2020-х, он был бы сильно удивлен. Равно как и для нас сейчас ряд проблем, считавшихся крайне важными всего 30–40 лет тому назад, покажется как минимум второстепенным.
В истории защиты окружающей среды одним из ключевых документов считается «Доклад Брундтланд» – подробнейший обзор проблем на стыке экологии, политики и экономики, сделанный еще в 1987 году Международной комиссией ООН по окружающей среде и развитию. Главой комиссии была премьер Норвегии Гру Харлем Брундтланд (сейчас ее фамилию чаще передают по-русски как «Брундтланн»), в конце XX века входившая в число наиболее влиятельных политических фигур Европы. Да и сама ООН в эпоху холодной войны обладала весом куда большим, чем сейчас. Поэтому, не сильно преувеличивая, можно сказать, что «Доклад Брундтланд» под названием «Наше общее будущее» на какое-то время стал чем-то вроде одобренного всемирным министерством просвещения учебника по решению проблем устойчивого развития. Такого развития, при котором человечество сможет не разрушать собственную планету.

О дивный старый мир!
Впрочем, тот учебник учил совсем других учеников, живших в ином мире. В 1987 году были огромные страны с плановой экономикой, жившие совсем по другим правилам, а самым важным явлением для всего мира были развитые экономики, выкачивавшие ресурсы из развивающихся стран. Последнее различие никуда не делось, но ставить его во главу угла нынче как-то не принято. Не делись никуда и проблемы бедности и перенаселения, хотя тогда засуха в Африке и гибель от голода миллионов людей приводили общественность в ужас, а сейчас на первых страницах новостных порталов такой проблемы не увидишь. В том мире уже говорят о глобальном потеплении, но среди прочего — тогда это пугало современной эпохи считалось лишь одной из проблем в ряду других. Тогда и русского термина для этого толком не существовало: вместо привычного нам «парникового эффекта» в «Докладе Брундтланд» упоминается «тепличный».


Накапливание в атмосфере СО2 и некоторых других газов задерживает солнечное излучение недалеко от поверхности Земли, вызывая общее потепление. Это может привести к повышению уровня морей в течение ближайших 45 лет; этого будет достаточно для затопления многих низкорасположенных прибрежных городов и дельт рек.
«Доклад Брундтланд», 1987 год


В том мире рассказывают и о возобновляемых источниках энергии, хотя это выглядит еще чисто теоретической концепцией (за исключением привычных ГЭС), природный газ уже признаётся наилучшим из ископаемых топлив. Тогда уже произошли аварии в Три-Майл-Айленде и Чернобыле, но мир еще не знает, как они скажутся на развитии мирного атома. Однако риски того, что повышенные меры безопасности и другие дополнительные затраты могут сильно удорожить атомную энергию, уже были очевидны: «Первоначально предусмотренные преимущества в отношении стоимости ядерных установок в процессе срока их службы либо уменьшились, либо оказались полностью потерянными».
Самое неожиданное, что списки ключевых экологических проблем 1980-х и 2020 года совершенно разные. В «Докладе Брундтланд» на первых местах, например, такие угрозы окружающей среде, как кислотные дожди, «озоновые дыры», опустынивание и обезлесение. Современному человеку половину этих терминов придется, пожалуй, объяснять. Например, то, что крайне болезненно воспринималась проблема повышенных выбросов в атмосферу соединений серы, что результатами этого стали повышение кислотности осадков, закисление почвы, вымирание лесов и рыбы в реках, что эти кислотные дожди во второй половине XX века вынудили государства и бизнес обратить внимание на то, что сжигать уголь на ТЭС особенно вредно. Все это это можно объяснить тем, что кислотные дожди были практически первой серьезной экологической проблемой, с которой столкнулись развитые страны – в частности, Западная Европа,— и решать эту проблему пришлось в первую  очередь.
И далее по списку: часто ли, допустим, сейчас вспоминают о том, что защищающий нас от жесткого излучения из космоса атмосферный озоновый слой в полярных областях истончается, если выбрасывать в воздух фреоны? Или о том, как Сахара наступает на саванну, чтó происходит с амазонскими лесами? А проблему рециклинга, сортировки мусора и индустрию переработки отходов, которая сегодня стала ключевой темой охраны природы, доклад упоминает крайне отрывочно.

В поисках «зеленых» правил
При этом мир в конце ХХ века, кажется, был гораздо внимательнее нынешнего к экономике как таковой. Сейчас у внешнего наблюдателя может сложиться впечатление, что усилия регуляторов по защите окружающей среды — это во многом вещь в себе. Если глобальное потепление признано угрозой для планеты, значит, мы будем вводить «зеленые тарифы», субсидировать возобновляемую энергетику, ратовать за электромобили и беспокоиться о том, что огромные кучи коровьего навоза выделяют парниковый метан. Это, конечно, можно назвать весьма упрощенным пониманием современной экологической повестки. Но сторонники энергетической революции, запущенной регуляторами при согласии продвинутого массового потребителя, охотно говорят о том, что за сокращение выбросов надо платить, и реже вспоминают о том, чтó будет после такого платежа.
В старом мире приходилось убеждать аудиторию в том, что плата за экологию Земли в принципе возможна. В наше время речь идет о том, что плата неизбежна. Три десятилетия назад приходилось убеждать людей в том, что экономика развивается неправильно, слишком активно используя природные ресурсы. Или в том, что не только богатые державы, но и бедные страны разрушают экологию: «Бедные и голодные часто разрушают окружающую среду, чтобы выжить: они рубят леса, их скот выбивает пастбища, они истощают и без того неплодородную землю, переполняют перенаселенные города». Сейчас мир обсуждает новые экологические запреты, довольно редко упоминая о том, что повышенный счет европейца за зеленую электроэнергию не всегда сопоставим с нехваткой печного топлива в более бедных странах.
Впрочем, ключевую методику защиты окружающей среды тогда понимали примерно так же, как и сейчас: обществу и бизнесу нужны экологические правила. Люди, писавшие «Доклад Брунтланд», не переоценивали человеческую природу. «Никто не желает предположить, что другие люди будут вести себя социально желательным образом, поэтому все продолжают руководствоваться узкими личными интересами. Сообщества и правительства могут компенсировать эту изоляцию посредством законов, воспитания, налогов, субсидий и других методов». Тем не менее субсидии в 1980-х вызывали осторожные вопросы. Например, госсубсидирование бизнеса в целях предотвращения загрязнения среды признавалось скрытым платежом налогоплательщиков и нарушением справедливости международной торговли. Сейчас, видимо, с этими побочными эффектами все смирились.


Однако общество не может рассчитывать на то, что какая-либо отрасль, работающая в условиях конкуренции с другими отраслями, будет добровольно, без всяких ограничений принимать такие (предотвращающие загрязнение. – ВА) меры. Необходимы правила, единообразные нормы работы, призванные заставить отрасли промышленности вкладывать средства в снижение уровня загрязнения и количества отходов и дать им возможность конкурировать на равных.
«Доклад Брундтланд», 1987 год


Экология богатства и бедности
О том, как именно должен и может действовать бизнес, чтобы следующие поколения жили в более экологичном мире, тогда говорилось чаще в связи с пресловутым международным разделением труда. Глобальная экономика четко делилась на развитые страны, обладающие продвинутыми технологиями, и развивающиеся — поставщиков ресурсов. Понимание того, что экологические риски в подобной ситуации перекладываются на страны третьего мира, уже присутствовало. Но было и понимание того, что они вряд ли могут позволить себе такие расходы, как, например, Европа и США. Признавалось, в частности, что развитые страны добились определенных успехов в предотвращении загрязнения воздуха, но экологическая политика крупных транснациональных корпораций в развивающихся странах совершенно иная – здесь далеко до продвинутых стандартов.
От крупного международного бизнеса тогда хотели как минимум одинакового поведения в богатых и бедных странах. Другими словами, если компания ставит фильтры на своих предприятиях в Европе, такие же технологии должны быть у нее и на заводах в странах третьего мира. Тогда рассчитывали на то, что это будет делаться под давлением международных организаций, таких как ООН или ОЭСР. Предлагались «ответственные капиталовложения», с оценкой влияния на окружающую среду, субсидии, стимулирующие внедрение более экологичных технологий, повышение тарифов на энергию и воду для снижения их потребления в индустрии. Практически оставался один шаг до идеи торговли квотами на выбросы или до введения экологических платежей для вредных производств.
В целом, большая часть современных регуляторных подходов была уже так или иначе определена. Другой вопрос, что технологический и финансовый разрыв между бедными и богатыми странами так и не был преодолен за это время, хотя и принял чуть другие формы. Сейчас «золотой миллиард» обсуждает отказ от автомобилей на ископаемом топливе, а развивающиеся страны остаются ключевыми потребителями биотоплива в глобальной статистике. И речь идет не о высокотехнологичном биогазе или биодизеле из отходов, а о банальных дровах для домашнего очага. И тут в мировой экологической ситуации мало что поменялось.


Для бедных людей нехватка денег — бóльшее лишение, чем нехватка энергии. Они вынуждены использовать «свободное» топливо и неэффективное оборудование, потому что у них нет денег для покупки энергоемкого топлива и приборов конечного использования. Поэтому они коллективно платят гораздо больше за единицу энергообслуживания.
«Доклад Брундтланд», 1987 год


И еще один момент, о котором нельзя не упомянуть. Если надо продемонстрировать кому-то, что экология – это на самом деле учение не столько о природе, сколько о технологиях и их цене, нужно показать ему «Доклад Брундтланд». Он не предлагает четких финансовых рецептов для борьбы с загрязнением окружающей среды. Но примеры коммерческих моделей, приводимые там, поражают дотошностью. Например, расписаны затраты западных стран на внедрение новых технологий для удержания выбросов, а для демонстрации зависимости экспортеров сырья от ценовой конъюнктуры приводятся в пример не только привычные нам нефтяные истории, но и данные по экспорту хлопка, который в 1980-х был монокультурой у фермеров стран к югу от Сахары. И что удивляться? Это были еще те времена, когда любая идея о защите окружающей среды должна была продавить скептицизм правительств, населения и бизнеса, мысливших категориями выгоды и прибылей. И экологам приходилось думать о том, как ввести в практику корпораций и государств представления о том, что экология может дать выигрыш – как минимум, при игре вдолгую. Возможно, сейчас что-то начало получаться.

Владимир Дзагуто