Тайна корпуса «Б»
Впервые в истории в центре густонаселенного мегаполиса демонтировали исследовательский корпус, в котором в прошлом веке проводились работы по изучению плутония. На его месте появится парк.
Андрей Кузнецов и советник генерального директора АО «ВНИИНМ» Дмитрий Шамин:
Это надо было сделать рано или поздно. Знаменитый корпус под литерой «Б», с которого, по сути, начиналась история ВНИИНМ им. А. Бочвара, простоял больше 30 лет без своих обитателей – научных сотрудников в один прекрасный день вывели из помещений и возвращаться запретили: высокий радиационный фон, несколько кабинетов серьезно загрязнены… Оно и понятно, ведь в середине прошлого века чистый плутоний возили самому Сталину в обычной деревянной коробочке. Смотри, мол, отец народов, вот наша мощь, можно руками потрогать… Малоизученные тогда радиоактивные вещества, как казалось, не представляли никакой опасности. Изначально здание, построенное в 1945 году, было отдано под общежитие, однако спустя несколько лет его передали под исследовательский корпус – именно здесь проводили изучение свойств плутония, а затем был создан первый заряд для атомной бомбы. И вот пришло время: заброшенный свидетель атомной истории СССР демонтирован. Как говорится, без шума и пыли. Абсолютно тихо старое здание вдруг исчезло, а на его месте появился памятный знак в честь тех, кто проводил здесь первые плутониевые исследования. Какие тайны хранили пустые кабинеты и насколько большую работу пришлось проделать специалистам, нам рассказали директор отделения вывода из эксплуатации ядерных радиационно-опасных объектов АО «ВНИИНМ»
Раскройте секрет – в чем уникальность демонтажа знаменитого корпуса «Б»?
А.: Уникальность в том, что в России впервые в истории радиационно-загрязненный объект был безопасно демонтирован в условиях плотной городской застройки. Есть санитарно-защитная зона предприятия, которая в мегаполисе ограничена его периметром. То есть если у промышленных предприятий есть отстоящий от основного производства периметр санитарно-защитной зоны, то в данном случае периметром такой зоны был забор. Соответственно, нам предъявлялись очень строгие требования к безопасности: если достаточно двухступенчатой системы газоочистки, то мы делали трехступенчатую. То есть понятно, что после второй ступени мы уже имели чистый воздух, но все равно решено было на всякий случай установить третью ступень.
А что из себя представляла эта защита?
А.: Это фильтровальное и газоочистное оборудование, находящееся в здании. В дополнение к штатной вентиляции был создан дополнительный участок вентиляции и заменены все фильтры. В работе также использовались мобильные установки газоочистки. Ведь самое опасное в ликвидации таких объектов – загрязнение воздушной среды. Защита воздуха – абсолютно невидимые со стороны действия, все делалось внутри самого корпуса, а сама строительная коробка являлась основным барьером распространения радионуклидов и в период эксплуатации, и в период проведения основных работ по выводу из эксплуатации. Когда демонтируются строительные конструкции, считайте, что корпус уже чистый. Поэтому была задача максимально зачистить строительные конструкции, а до этого полностью удалить радиационно-загрязненное оборудование и коммуникации.
Представляется здание, к которому и подойти-то было опасно…
А.: Это не совсем так. У нас было 16 участков радиоактивного загрязнения в несущих стеновых конструкциях на стадии основного этапа дезактивации. Все они были дезактивированы по максимуму. Там, где была возможность обрушения, – все локализовалось.
Вызывалась третейская экспертная организация, которая освидетельствовала это и выдала заключение о возможности проведения работ финального этапа – демонтажа строительных конструкций. Мы с этими документами пошли в ФМБА и получили санитарно-эпидемиологические заключения на условия труда при демонтаже радиационно-загрязненных строительных конструкций. Только после этого начался демонтаж строительных конструкций.
Д.: Когда корпус еще был целым и в него заходили люди, то обматывали поверхности помещений полиэтиленовой пленкой, ставили всевозможные устройства, и картина была какой-то космической. Внутри все в защитных масках, комбинезонах, тебя всего обмеряют, на дверях надписи: «Проверено. Ничего нет» или «Загрязнение такое-то». В целлофан упаковывали целые комнаты! Ощущение, как будто попал совершенно в другой мир. А ведь это нормальная работа по обеспечению радиационной безопасности!
Жутковато…
Д.: Да, самая страшная история случилась со мной, когда я зашел в одну из пустых комнат корпуса. Ее давно покинули, на стенах висят календари какого-то 80-го года, пол, естественно, деревянный… Вдруг в этой комнате заиграл военный вальс, представляете? У меня даже сердце екнуло. Смотрю, в углу старое радио включено в радиоточку и висит на одном проводе…
А.: Вообще-то, когда работаешь, на такие детали внима- ния не обращаешь.
Назовите цифры по измерениям: были какие-то запредельные
показатели?
А.: Когда делалось комплексное инженерно-радиационное обследование помещения корпуса, были выявлены участки радиоактивных загрязнений. То есть нельзя сказать, что весь корпус был грязным, там были и чистые кабинеты. КИРО определено зонирование от 5 част/(см2×мин) по альфа-частицам (нуклидами, определяющими радиационную обстановку, были плутоний, америций, уран). Произвели ранжирование: первая зона – от 5 до 20 частиц, затем от 20 до 100 альфа-частиц а дальше пошло, что называется, круче: от 100 до 1000, потом до 10 000, и были помещения, законсервированные с запениванием дверей, окон, там альфа-частицы находились в воздушной среде. Таких помещений в корпусе было три. Кстати, в одном из них, в кабинете профессора Зинаиды Ершовой, нашей «мадам Кюри», в свое время плутоний просто замазывался краской в несколько слоев.
Как проходил сам процесс демонтажа?
А.: Вручную. От чердака до 1-го этажа с помощью отбойных молотков и пылеподавляющих завес. Это показало свою эффективность – рядом Курчатовский институт, у него своя система замеров, и она ничего не показывала. Все строительные отходы приходилось сортировать. Была введена многоступенчатая система контроля за демонтируемыми материалами. Сначала были оконтурены участки, где начинался демонтаж. Скажем, демонтировали кубический метр стен. И даже если они были чистые, все равно подходил дозиметрист и измерял демонтированные конструкции.
После этого кусок стены поступал на участок сбора. Напервом этаже перед погрузкой в контейнер на участке его вновь измеряли, загружали в контейнер, который уже измерял дежурный дозиметрист, и это уже былтретий этап контроля. Затем контейнер выезжает за пределы института, однако, перед тем как выехать с территории, он должен был пройти четвертую стадию контроля. Это рамка, настроенная на определенный контрольный уровень. И если рамка сработала, то отходы возвращаются, проводится их пересортировка, и все замеры проводятся по новой. Правда, у нас рамка не срабатывала.
Были необычные находки?
А.: Ничего, кроме радиоактивности, мы там не нашли. Кроме замурованных, к примеру, труб в стенах.Их нашли и вырезали. Никаких скелетов в шкафах, кладов, ничего такого. На чердаке мы обнаружили засыпку 1945 года с превышением нуклида калий-40 – природного радионуклида. Сейчас это запрещено, но тогда на это никто внимания не обращал. Нашли рельсу 1865 года. Оказалось, что вместо связующей арматуры при строительстве корпуса использовали рельсы с царской дороги. Одним словом, глаза боятся, а руки делают. Все четырехэтажное здание разобрали вручную. А вот фундамент выкапывали экскаватором, потому что блоки все-таки не поднимешь.
Д.: Надо отметить, что техника безопасности была на высоком уровне. Один парень мне сказал как-то, что провозился с работой очень долго, поскольку нельзя было на табуретку встать, это означало нарушить технику безопасности.
А куда вывозили отходы и где они захоронены?
А.: Радиоактивные отходы размещены на полигоне ФГУП «Радон» в Сергиевом Посаде и на полигоне Приволжского РосРАО Что это было за оборудование?
Д.: Когда входишь в здание, которое внезапно было покинуто людьми, первое, что видишь, – огромное количество склянок, банок с какими-то жидкостями….
А.: Пришлось заниматься инвентаризацией химических отходов. Более 6 тысяч наименований разных, каждую банку в законсервированных лабораториях надо было проверить и описать. Представьте себе примерно 400 баночек в одной комнате, стенд на десять полок, который заставлен разными колбами, и вот каждую из них надо было проверить и описать.
При этом в каждой лабораторной комнате свое было оборудование, потому что процессы были гидрометаллургические, пирометаллургические, пирохимические. В лабораторных помещениях было в основном оборудование, существующее в единственном экземпляре, и, чтобы его демонтировать, к каждому нужен был свой подход. Это была самая незаметная часть работ. Когда в 2015 году начат демонтаж строительных конструкций корпуса «Б», все самое интересное с точки зрения удаления радиационно-загрязненного оборудования и коммуникаций уже произошло. Да, было красиво – здание уменьшается, разбирается, но только вот внутри уже все было вырезано, вычищено и вывезено.
