«Женить» деньги и смыслы
Интервью с руководителем сети информационных центров Росатома Марией Уваровой.
В течение года я рассказывала про то, что происходит в информационных центрах по атомной энергии. Нескромно напоминать про свои успехи, и всё же: ИЦАЭ удалось прозвучать на таких знаковых региональных мероприятиях, как Красноярская ярмарка книжной культуры, Geek Picnic в Петербурге, Иннопром в Екатеринбурге. На новый уровень вышли несколько проектов, которые привлекли на площадки ИЦАЭ очень далеких от атомных технологий людей: от молодых родителей, желающих развивать своих малышей, до пенсионеров, которые учатся работать на компьютерах, чтобы не оставлять без присмотра внуков на просторах соцсетей. Вот-вот запустится детский образовательный курс, который расскажет об основных видах энергогенерации на планете.
Сегодня мы решили взглянуть на деятельность центров не с точки зрения автора постоянной колонки, а глазами человека, который отвечает за все, что в центрах происходит, – руководителя сети Марии Уваровой.
Это интервью должно было быть про «перезагрузку» и «новую матрицу» сети. В результате получилось, кажется, про смыслы, для поиска которых, если вернуться к трилогии братьев Вачовски, и нужны матрицы.
Выкладываться на 146%
Мария, когда вы впервые узнали о центрах и как этот проект себе представляли?
Центры всё в отрасли представляют себе примерно одинаково – это какая-то структура Росатома, наверное, важная, но далеко и не про тебя. На самом деле вообще всё не так. Наша сеть – некоммерческая организация, учрежденная ИБРАЭ РАН, которая популяризует отрасль среди самых разных аудиторий. Партнёрами центров выступают не только предприятия отрасли, но и образовательные учреждения, крупные государственные институции, учреждения культуры, частные компании, фонды и вообще много кто. В центры приходят не только группы школьников, но и люди «с улицы», тратят своё время на то, чтобы узнать больше про радиацию, атомную энергетику. Иногда от этого сложно. Например, директор нашего центра в Красноярске жалуется, что теперь туда ходят люди и просят измерить радиацию старых часов. Но у него при этом горели глаза, и это здорово.
До того как вы возглавили сеть, центры существовали уже 6 лет. Поменялся ли вектор развития? И если да, то в чём.
В регионах центры ведут очень важную работу. Это ежедневное общение с детьми, участие в региональных образовательных программах, интеграция проектов предприятий в областную среду. И то, что все идет как по рельсам – доказательство успешности созданной модели. Меня, например, поразил подход к кадрам: находить в незнакомом городе людей, которые будут выкладываться на 146 %, безумно сложно. А у нас нет людей, которые просто отрабатывали бы свои зарплаты – в этом прелесть работы в небольших организациях. Так что вектор, скорее, остался тот же – популяризация атомных технологий. Просто за счет накопленного опыта удалось оптимизировать работу.
Более 10 мероприятий в месяц, не считая ежедневного приёма школьных групп для просмотра мультимедийных программ, организуют всего три сотрудника центра: директор, администратор и системный администратор.
Изначально их обязанности были строго разграничены. На практике мы пришли к модели, когда сотрудники во многом взаимозаменяемы. И системный администратор, который должен общаться только с техникой, вполне может встретить посетителей, провести для них игру или презентацию. Таким образом, остаётся время на проектную деятельность, с помощью которой больше людей узнают о нашем существовании и захотят к нам прийти.
От кубиков до четверых детей
Вы – про оптимизацию?
Если анализировать мой опыт работы до ИЦАО, то можно, наверно, сказать, что я умею «женить» деньги и смыслы. С одной стороны, мне безумно везло, я работала с очень качественными людьми, у которых «нахваталась» смыслов. А с другой – понимаю, что деньги – это прямо вот самый интересный индикатор. Не как бухгалтерия, а как способ «монетизации души».
Сколько бессонных ночей нужно, чтобы придумать проект, который купят? Сколько человеку нужно платить, чтобы он хорошо работал? Как при понятном и ограниченном бюджете добиться максимального результата? Разбираться в этом безумно интересно.
Откуда у вас, выросшей в академической среде, такой интерес к деньгам?
Несчастное детство. (Смеётся.) Знаете, как я играла в детстве? У меня были кубики. У вас были пластмассовые разноцветные кубики?
У меня деревянные были.
А у меня пластмассовые, большие такие. Я играла в детский сад. И говорила: так, дети приходят в детский сад. Вот они садятся за столы и завтракают. Потом строятся парами и идут гулять. Погуляли, эти два кубика пошли вперёд, потому что они сегодня дежурные….
То есть вы – менеджер с детского сада?
Именно! (Смеётся.) Ну, а потом: когда понимаешь, что не станешь большим учёным, что-то же нужно делать?
Сегодня вы тесно работаете с Росатомом. Что для вас важно в атомной отрасли?
Я не так давно работаю вокруг атомной отрасли, но вот нашлись моменты, ставшие важными для такого гуманитария, как я. Это истории про гордость, например. То есть в Росатоме есть очень многое, чем можно гордиться всей стране, но почему-то мало кто этим интересуется. И это не только про былые достижения, но и про актуальное состояние отрасли.
Истории про эффективность – кухня атомной отрасли оказалась лично для меня совсем не такой, как массово представляют себе сторонние люди большую госструктуру и целеполагание её сотрудников. В конечном итоге это стало историей про сопричастность отрасли, пусть даже совсем не в профильной области.
Наверно, вам говорили, что подчинённые часто рассказывают про вас друзьям. Происходит это примерно так: открывают страницу в Фейсбуке, рассказывают несколько историй про ваши менеджерские способности и завершают фразой: «А еще у Марии четверо детей». Последнее особенно поражает слушателей. Ваши дети интересуются работой мамы?
Они далеки от моей работы, у них свои интересы, которые, к счастью, я не обязана понимать. На данном этапе им интересны производство сериалов, переводы с русского на клингонский, а также саксофон, фехтование на мечах, компьютерные игры и динозавры.
Их волнуют вопросы: «Зачем нужны пингвины?», « Где скачать коды к ГТА?», «Какую юбочку лучше купить?». А также мифология алтайцев. Ну и где тут я со своей атомной тематикой?
Но что-то они знают об атомной отрасли?
Это такой устойчивый миф, что вне отрасли атомные технологии интересны. По моим наблюдениям, знания ограничиваются цитатами: «Столичная» очень хороша от стронция» и «Уважаемый редактор, может, лучше про реактор». Ну и постапокалиптика всякая.
Поэтому, конечно, мои дети сильно продвинулись, читая наши брошюры. Но всё равно, степень их невежества почти безгранична. Например, они регулярно играют в настольную игру «Энергосеть» и четко знают, что атомные станции – это ништяк, но если они есть только у тебя, иначе урана не хватит на всех. Не думаю, что кто-то в отрасли с ними согласится. (Улыбается.)
«Всегда находится что-то, что успеваешь полюбить»
Возвращаясь к центрам: многие эксперты после встречи с вами говорят, что вы любите рассказывать про центры разные истории. Расскажите.
Мне всегда нравится про драйв. Иногда, когда разговариваешь по телефону с директорами центров, понимаешь, что разговор идёт взахлеб: обе стороны спешат поделиться новостями. И от этого здорово. И всегда находится что-то, что успеваешь полюбить.
Например, мальчика Ярослава из 3-го класса Северо-Енисейской школы Красноярского края, который пишет так, что ясно, что он – большой учёный. Без шуток – половина работ студентов, которые я видела, написаны менее научно. Он изучал в рамках конкурса «Атомная наука и техника» влияние радиации на поведение тараканов. Всё как у больших: «Измерения провёл на диване (подушка)». И при этом всё понятно про тараканов. Вот ждём продолжения – у Ярослава рядом с домом есть муравейник.
Какие практики и форматы других компаний центры внедряют и есть ли, на ваш взгляд, компания, которая могла бы стать для них примером?
Конкретной компании нет – иначе это была бы калька. Но наши сотрудники как в Москве, так и в регионах, конечно, стараются смотреть, что происходит вокруг.
Мы говорим сейчас с Политехническим музеем о формате научных боёв, с научным журналистом Любовью Стрельниковой наши директора обсуждали истории вокруг фильмов. В Екатеринбурге проходят «Разрушители легенд», проводятся игры, похожие на «Что? Где? Когда?». Все внимательно смотрят на опыты, детские шоу.
Опыт можно перенимать не только похожих организаций. Мне было очень важно, когда на семинар к нам пришла дама из благотворительного фонда «Детские сердца». Мы не занимаемся благотворительностью, но история, как заразить тем, что считаешь важным, ключевая. Опыт публичных лекций «Полит.ру» очень пригодился при продолжении проекта «Энергия науки» – мне очень нравятся лекторы, которых мы приглашаем, и безумно приятно, что они выкраивают для нас время. И я вижу, как это востребовано в регионах. Например, когда Андрей Акатов был в Петропавловске-Камчатском, он читал по 4–5 лекций в день при полных залах.
Из текущих внешних проектов мне очень нравится «Клаустрофобия»: люди создали новый модный рынок досуга.
Кстати, про моду: кто, на ваш взгляд, «формирует моду» в той сфере, которой занимаются центры?
Думаю, что в целом это мировые естественно-научные музеи, за которыми стоят богатая история и традиции, на которые накладываются современные форматы.
В России, как мне кажется, люди сегодня делают многое быстро: это ярко, заметно, но за этим не всегда есть содержание. А очень хочется, чтобы за деятельностью стоял какой-то смысл. Сейчас можно придумать совершенно фантастические макеты, но смысл и качество людей, которых мы привлекаем в качестве экспертов, на мой взгляд, первичны. Нельзя плясать от упаковки.
Что пока не получается?
I have a dream. Очень хочется, чтобы понимание важности наших центров было у большего количества людей внутри отрасли. По сути, центры должны стать той вешалкой, с которой у большинства начинается атомная отрасль, – не важно, пойдёт ли потом человек работать на предприятие или просто перестанет бояться проходить контроль на таможне.
Хотелось, чтобы мы работали не только на атомную отрасль, а стали экспертными операторами просветительских проектов в регионах. Уверена, что от этого и атомной отрасли будет лучше. Это как в салонах XIX века, когда прекрасные дамы агрегировали разные интересы и в точке пересечения рождалась культура.
Сегодня информационные центры и их руководители получают личные KPI. Ставите ли вы себе такие КPI на год или, например, ближайшие три года?
Так хочется быть хорошей. (Улыбается.)
